Требуется трезвый прагматичный подход

Материалы пресс-конференции президента Российского зернового союза Аркадия Леонидовича Злочевского, посвящённой предварительным итогам уборочной компании 2023 года 

Первое, с чего, наверное, надо начать, – мы повысили прогноз валового сбора в текущем сезоне до 145 млн тонн. И это без учёта новых территорий. С новыми – уйдем за 150.

Прогноз повысили, в основном, по причине того, что наблюдаем сверхвысокую урожайность. Весной я считал, что под основным риском будет находиться кукуруза. Поскольку это поздняя культура, и сеем по остаточному принципу. Сейчас наблюдаем: при том, что площади уменьшились, с меньшего количества площадей мы соберём, видимо, рекордный урожай. Под 17 млн тонн будет. Хотя изначально прогнозировалось14,6 млн. Кроме того и пшеница прибавилась: сейчас оцениваем в 92 с лишним вместо 90-91 млн тонн.

Однозначно это второй урожай в историческом разрезе после прошлогоднего рекорда –157 с лишним млн тонн. Но и 145 — великолепный показатель. Напомню, впервые мы побили исторический рекорд советского периода в 2017 году, – 134,6 млн тонн, в 1978 году было 127,8 млн.

Знаете, в чем разница? Тот советский урожай был получен с 78 млн га под зерновыми посевами, а нынешний мы собираем с 48. И бьем рекорды советского периода за счёт, безусловно, урожайности.

Урожай большой, и это давит на рынок, давит на цены. И после небольшого, скажем так, откатного роста, цены опять вернулись к падению. В текущий момент пшеница 4 класса стоит 11 с копейками тысяч рублей, и ещё снизилась на 100 с лишним рублей за прошедшую неделю. В общем, идёт хоть и медленное, но все-таки падение после достаточно резкого провала, потому что падали с почти 13 тысяч рублей.

И это, в общем, даже не отражает тот курсовой всплеск, который произошёл в последнее время. И даже тренды последних двух недель на укрепление рубля никак не компенсируют стоимостные показатели. 

Пройдёмся по экспорту. Пройдёмся по цифрам 

Тогда, когда я озвучивал экспортный потенциал в 65 млн тонн, прогноз был на 140 млн. Сейчас прогноз на 145, соответственно, экспортный потенциал может быть не на все 5 миллионов, но, как минимум, на 3-4 млн побольше, как минимум. При этом в составе этих 65 млн тонн есть 54 млн тонн пшеницы, 5 млн тонн ячменя и 4,5 млн тонн кукурузы.

С 1 июля по 10 ноября экспорт составил 28,2 млн тонн. В его составе 23,8 млн т пшеницы, 3,2 – ячменя и 1,2 – кукурузы. Исходя из этого, нам осталось вывезти 30,2 млн т пшеницы, 1,8 – ячменя и 3,3 – кукурузы. Итого 36,8 млн тонн.

Минсельхоз объявил объём квоты, которая будет действовать с 15 февраля по 30 июня 2024 г., – 24 млн тонн. Исходя из нынешних темпов отгрузок, так и будет. На этом, видимо, экспорт закроется.

Вне рамок квоты, напомню, мы можем поставлять зерно в страны ЕАС. И это остается открытым вопросом. Что интересно, к 10 число ноября мы отгрузили на 15% больше, на чем в прошлом сезоне. Это касается пшеницы, ячменя получилось на 10%. И есть у нас культуры, которые показывают очень интересную динамику. В частности, горох.

С 1 июля по 10 ноября 2022 года мы отгрузили 532 тыс. тонн гороха. В текущем сезоне – 1 701 тыс. То есть идет очень резкий рост, существенная прибавочка по отгрузкам гороха. Горох в спросе, и нишевые культуры вообще сейчас пользуются достаточно активным спросом.

Мы прибавили в кукурузе. В эти же даты прошлого года отправка отмечалась в районе 500 тысяч тонн. На текущий момент –1 миллион 230 тысяч, то есть это 245% от прошлого года, если в процентах посчитать.

И есть ещё одна культура, которая дала серьёзную прибавочку. Видимо, последняя и стала причиной тех телодвижений, которые предпринял Минсельхоз. Речь идёт о твёрдой пшенице. Твёрдая пшеница с июля по 10 ноября в прошлом году составила в отгрузках всего 52 тыс. тонн. А в текущем сезоне – 657 тыс. тонн. Рост в 13 раз! 

Запрет на вывоз 

Видимо, это напугало Минсельхоз РФ, что он решил инициировать закрытие экспорта твёрдой пшеницы.

Что же на самом деле произошло? Мы просто вернули сценарий 2012 года. Напомню, с 2010 по 2012 год в стране шло активное развитие производства твёрдых пшеницы. В 2012 году мы вышли на пик и начали конкурировать с Канадой. В первую очередь, в европейских поставках. А Канада – лидер по поставкам твёрдой пшеницы, так называемый дурум, на мировом рынке. И мы начали активно задвигать Канаду, ценой задвигать. Дурум у нас дешевле. И это выгодно, на самом деле, и для Российской Федерации, и для российских сельхозпроизводителей.

Но что стало происходить дальше? Тогда за аграрный сектор отвечал Аркадий Дворкович, и по его инициативе была разработана так называемая плавающая пошлина. И эту пошлину ввели в 2014 году. И эта пошлина напрочь вырубила экспорт твёрдых пшениц. До нуля.

Нынешний расчет экспортных пошлин работает наоборот. И именно действие нынешней пошлины привело к тому, что мы начали активно развивать экспорт, получив определённый драйвер для производства твёрдых пшениц. Начали возвращать утраченные позиции.

Введённая тогда пошлина, напомню, исходила из логики, что надо удержать цены на зерно. Ничего при этом не удержали – цены росли из-за того что произошла резкая девальвация рубля. И, соответственно, это привело к росту внутренних цен. Внутренними ценами мы компенсировали курсовую разницу, только и всего.

Сейчас Минсельхоз предлагает вообще закрыть экспорт твёрдых пшениц, и мы напрочь лишаемся причины увеличивать посевы под дурум.

Твёрдая пшеница – культура капризная, требует серьёзных инвестиций. Чтобы просто ею заниматься, в землю нужно вкладывать примерно в 1,5 раза больше средств в сравнении с мягкой пшеницей. Я уж не говорю про современные технологии, когда требуется наращивать урожайность, – инвестиции растут в два с лишним раза. По себестоимости обходится минимум в 1,5 раза дороже.

Поскольку это дорогая культура, то сейчас пошлиной, введенной на всю без различия пшеницу, из твердой вынимается в процентном отношении гораздо меньше. В результате и производить, и торговать ею выгодно. То есть продаём с рентабельностью, в отличие от мягкой пшеницы, где рентабельности никакой нет.

Что произойдёт, если Минсельхоз пробьёт этот запрет? Мы лишимся рынков сбыта!

Из недружественных стран твёрдую пшеницу у нас по-прежнему покупает Италия. И не прекращала, несмотря ни на какие санкции. И продолжает наращивать закупки. Из дружественных стран – Турция. Причем объёмы поставок серьёзные, они могли бы служить драйвером для увеличения посевов твёрдой пшеницы, для наращивания её производства.

С введением запрета на вывоз мы убьём этот драйвер. Потому что внутренний рынок, понятное дело, сожмётся и в ценах, и в объемах, поскольку на нашем внутреннем рынке очень мало заказчиков. Твердая пшеница идет только на производство макаронных изделий, больше её некуда использовать. И в результате мы просто убьём инвестиции. И, стало быть, убьем отрасль. Что уже проходили в десятых годах ещё при Дворковиче.

Поэтому это ошибка, совершенно очевидная ошибка запрещать её экспорт. Для внутреннего рынка никто её производить не будет, это просто невыгодно. Инвестиций гораздо больше, цена на внутреннем рынке гораздо ниже, чем на мировом, и это бессмыслица с точки зрения инвестирования в её производство. 

Портрет покупателей

Некоторое время назад шло живое обсуждение, и в СМИ оно тоже звучало, что как-то изменилась география покупателей. Это не так. В период с 1 июля по 10 ноября как был Египет в лидерах, так и остался, как находилась Турция на 2 месте, так и осталась. На третье место вышел Бангладеш, который серьёзно нарастил закупки. На четвертом – Алжир. А вот Саудовская Аравия, ранее занимавшая третье место, опустилась ниже Израиля. Теперь после Республики Бангладеш, Алжира идёт Израиль, потом Саудовская Аравия. Хотя объёмы достаточно серьёзные. Ну и дальше Йемен, Пакистан, Иран.

Иран в какой-то из сезонов на 2 место по закупкам, даже обгонял Турцию. Сейчас подсдулся. Причина уменьшения объёмов заключается, в основном, в том, что в стране изменился режим конвертации внутри Ирана. Больше нет двух курсов доллара. Льготный курс, который доставался зерновым поставкам, теперь отсутствует.

Но при этом достаточно серьёзный рост в Латинской Америке. Если, к примеру, Бразилия в прошлом сезоне 141 тыс. тонн купила, а сейчас – 649 тыс. тонн. Мексика – было111, а сейчас 390 тыс. тонн

В прошлом сезоне в течение девяти месяцев вообще не было поставок в Индонезию. А в этом сезоне уже отправлено 800 с лишним тысяч тонн. И Индонезия проснулась. Но это, скорее всего, следствие того, что закончилась Ла-Нинья (период похолодания) и они готовятся к Эль-Ниньо (более теплый период, разница в среднем 3°С), а Эль-Ниньо — это всегда засухи в южном полушарии. Они нас тоже касаются. Все глобальные засухи – 1998, 2010 годов – были как раз в период Эль-Ниньо. И для России такой риск тоже есть.

Но Эль-Ниньо всегда приводит к засушливой погоде в Австралии. И Австралия как основной поставщик Индонезии уменьшает свой потенциал и возможности. Индонезия переключается на закупки у нас.

 Ничего не изменилось в разрезе культур, за исключением отдельных элементов. В частности, кукуруза. Иран как был, так и остаётся лидером по закупкам. А вот по ячменю сейчас на первом месте Саудовская Аравия. В общем, это тоже достаточно традиционно для Саудовской Аравии. Хотя объёмы и по ячменю, и по кукурузе серьёзно подросли.

Есть интересные моменты с точки зрения трендов, которые стоит тоже учесть. С 1 июля по 10 ноября в прошлом году было 184 компаний-экспортёров, в этом сезоне – 131. Напомню, в 2021 году, когда впервые вводилась квота, в списке получивших было 243 названия. То есть идет активное сокращение числа игроков на рынке. Что в этом хорошего, не знаю, но плохое точно есть — снижение уровня конкуренции. Для сельхозпроизводителя это плохо.

Можно ещё говорить про порты: 63 порта было, 61 осталось, разница не такая большая.

Что происходит с севом? Как мы готовимся к следующему урожаю? Темпы посевной выше. И это достаточно позитивный момент, вызванный, скорее всего, погодой. Во многих регионах сейчас теплее, чем обычно. Дождей мало. Но это приводит и к ряду негативных последствий, в частности, в Ставропольском крае. В Астрахани очень сухо Посмотрим, как зимовка пройдёт.

Минсельхоз заявляет, что план в 20 млн га будет выполнен. Регионы также отчитываются, что достигнут этой цифры. Напомню, в прошлом сезоне была похожая история – план держался на уровне 19 млн га. В какой-то момент Минсельхоз выдал 19,6. Цифры были озвучены официальными лицами. А потом выяснилось, что под уборку пойдут всего 17,2 млн га. Если даже списать порядка 5% на гибель озимых, получается, что отсеяно-то было максимум 18 млн га, но никак не 19.

Эти гуляющие цифры свидетельствуют только о том, что на регионы по-прежнему оказывается давление, чтобы они давали план любой ценой. Что приводит к приписочкам.

Над регионами висит угроза: если они план не выполнят, сократят лимиты. Дальше они транслируют это крестьянам, передают по цепочке под угрозой невыплаты субсидий. «Дай план, иначе субсидии не получишь». Естественно, крестьяне чего будут рисковать отлучением от субсидий? Конечно, план нарисуют. Потом всегда можно на что-то списать. В общем, так оно у нас и работает. И можно ли верить в эти цифры, большой вопрос.

В любом случае никакого провала, скажем так, посевной кампании не наблюдается. Несмотря на все сложности, а вы знаете, что происходило с топливом. Много было разговоров на тему, якобы благодаря принятым мерам биржевые цены на топливо снизились. На физическом рынке они не снизились вообще. Как было 80 рублей с копейками, так и осталось. Для крестьян это недоступная цена. Может быть, на заправках это как-то и сказалось, но мы не можем покупать топливо на заправках. Для крестьян цена так и застряла на 80 рублях. 

О себестоимости 

Естественно, это приводит к тому, что мы закладываем под будущий урожай другую себестоимость. И, по нашим оценкам, она будет, минимум, на 30% выше, чем зерно, полученное в текущем сезоне. На следующий сезон минимум на 30% себестоимость будет выше. И это означает, что от текущих 10 тысяч рублей себестоимости на пшенице, нам стоит ждать 13 тысяч по многим регионам.

Да, у нас есть южные регионы, которые умудряются снижать себестоимость. Но надо же смотреть в целом на картину.

На фоне очень позитивных результатов деятельности аграриев очень плохая экономическая ситуация в кармане у крестьян. Не сахар. И сколько всё это ещё будет длиться, тоже пока большой вопрос.

По ценам продаж ещё один негативчик произошёл: вернулся дисконт. Вроде как после прекращения зерновой сделки мы избавились от фундамента, но выяснилось, что ненадолго. Дисконт вернулся вместе с вернувшимися рисками по нашим отгрузкам. И есть ещё некоторые моменты, которые я вынужден отметить. В частности, в последние недели у нас снизились темпы отгрузок на экспорт. Снизились достаточно серьёзно. Если, скажем, за первые 10 дней ноября в прошлом сезоне мы отгрузили почти 2 млн 400 тыс. тонн, то в этом сезоне за первые 10 дней ноября 1 млн 700 тыс. Это серьёзное снижение темпов.

В чем причина, основная и главная? Во-первых, Минсельхоз диктовал цены экспортёрам, и это было странно. Мы с вами видели, когда в различных тендерах, например, в Алжире, все российские поставщики выставлялись по единой цене 270 долларов за тонну. На рынке нет этой цены, никто не покупает. По этой причине сорвался контракт, который заключала частная компания с государственным египетским оператором GASC на 450 тыс. тонн. Сначала GASC согласился изменить происхождение на нероссийское, а потом выяснилось, что и российская компания, которая этот контракт заключила, собственно говоря, не может поставить другое происхождение. В конце концов, контракт просто рухнул.

Такая практика приводит к торможению. Сейчас, вроде как, от 270 долларов отказались, но опустились на 250. Негласным распоряжением экспортёрам запрещено продавать дешевле 250 долларов. Но объективная цена нашего ФОБа (FOB, франко борт, ФОБ) сегодня – 228 долларов за тонну. При том, что французские и англо-русские по 251 доллару идут.

В результате вернулся дисконт, от которого мы вроде бы как избавились. То есть страна теряет деньги, крестьяне теряют деньги. И во многом это следствие не очень разумной политики по управлению ценами на рынке.

О простоях. Вы наверняка в курсе того, что происходит с отгрузками на малой воде. Фиксируются длительные простои судов в Керченском проливе из-за досмотров, связанных с Крымским мостом. Идет ссылка на безопасность. Но вдруг мы наблюдаем, что у отдельных, скажем так, компаний, которые отгружают по малой воде, навигация идёт «со свистом», простоев нет. О чем это говорит? Значит, имеются конкретные договорённости с чиновниками, которые производят досмотр, идут дополнительные затраты. Но зато экономится на демередже, на простоях.

Короче, всё по-нашенски сделано, в наших традициях!

В итоге это тоже приводит к тому, что наши отгрузки оцениваются дешевле. Потому что неизвестно, как это все ляжет на себестоимость, и покупатели рисковать не хотят. Естественно, они ищут альтернативные пути там, где им выгоднее. 

О рычагах воздействия на мир через экспорт сельскохозяйственной продукции 

Мир давно знает, что продовольственные поставки — это политические ресурсы, и активно использует этот инструмент в качестве именно политического воздействия. То есть это инструмент геополитики.

Россия начала рассматривать продовольственные поставки как инструмент геополитики совсем недавно. Мы, можно сказать, пока в коротких штанишках, как «пионэры» осваиваем эту площадку. И зачастую проводим крайне неразумную политику. Хотя могли бы использовать как инструмент выстраивания встречных взаимовыгодных взаимоотношений.

К примеру, есть Турция, крупный покупатель нашего зерна. Мы это как-нибудь используем? Нет. А Турция использует. Чтобы сохранить статус крупного покупателя и обратить конфликт в пользу собственным интересам. Турция – вот вам главный бенефициар «Зерновой сделки», эта страна больше всего выиграла от СВО, продавив эту сделку вместе с ООН. Мы в рамках этой сделки потеряли 1 миллиард 200 миллионов долларов. Что-нибудь взамен от Турции получили? Хоть какую-то компенсацию? Ноль, вообще ничего.

Не умеем, не пользуемся и даже не пытаемся строить выгодные взаимоотношения. А ведь могли бы действовать в другом ключе. Турция является крупнейшим поставщиком муки на мировой рынок. Из 16 млн тонн ёмкости всего мирового рынка, 6 млн тонн — это Турция. И вся эта мука сделана из российского зерна, из нашей пшеницы. Мы это как-нибудь используем?

При желании мы можем договориться с Турцией в рамках наших двусторонних взаимоотношений, чтобы она, скажем, компенсировала использование своего перекрёстного субсидирования в рамках режима переработки, допустив нашу муку на какие-то рынки сбыта. Договориться об этих рынках сбыта. Однако Россия не в состоянии туда пролезть – как только мы приходим на рынок сбыта, где присутствует Турция, и Турция «падает» на доллар по отношению к нашей муке.

У нас что, мукомольных предприятий мало? Отраслевая загрузка мукомольной отрасли менее 50%. Мы что, не можем заместить Турцию хотя бы в какой-то части? Ведь вся, подчёркиваю, вся эта экспортная мука сделана из нашего зерна. Но у нас даже переговоров на эту тему с Турцией не ведётся! Может, пора взяться за какие-то программы и начать вырабатывать нечто подобное, используя наши продукты как инструмент геополитики. Ведь мы занимаем первое место в мире по поставкам пшеницы.

Америка – крупнейший поставщик кукурузы. И кукурузы они поставляют больше, чем мы пшеницы, – 380 млн тонн. У нас весь урожай 140 млн с небольшим, а у них 380 млн тонн только кукурузы. Ну и поставляет Америка прилично по всему миру. С точки зрения фуражных культур, они рулят на рынке, доминируют. Но на продовольственных рынках Россия – игрок №1. Но не умеем, не используем это. А продовольственные рынки важнее. Сами понимаете, людей кормим.

Они-то животных кормят, на фуражных рынках доминируя, а мы – людей. Хотя эти животные тоже потом на стол людям идут, естественно. Но все-таки это разные позиции именно на зерновом рынке. И наша роль важнее. Но ее ещё надо научиться использовать как следует. 

В Евросоюзе начали в муку добавлять сушёных сверчков. Что дальше? 

Мы производим вполне себе качественную пшеницу. Но не надо питать иллюзий в отношении экологической чистоты или чего-нибудь подобного. Я бы не делал громких заявлений на эту тему, потому что имеется масса тонкостей и нюансов. И мы при поставках нашей продукции в том числе и зарубеж сталкивались с различными проблемами. Известная история была при реализации в Испанию с нашей территории масличного льна, при выращивании которого использовались запрещённые в Евросоюзе пестициды.

Ну и потом, у нас с Советского Союза достались нормы, которые до сих пор не коррелируются с европейскими. Например, мы не исследуем остаточные бифенилы. До сих пор. А что это такое? А из чего они образуются? Мы с вами знаем, как в советские годы солярка лилась нещадно прямо на поля. О герметичности мало кто заботился, все проливалось на землю. Но это же нефтепродукты, которые не растворяются в почве и не поддаются воздействию осадков. То есть они накапливаются. Сколько там набралось, мы точно не знаем. Массовые исследования никогда не проводились.

Но при этом любим декларировать, что у нас экологически чистая продукция, потому что мы резко снизили использование химии. Скользкий вопрос. Это надо подтверждать и подтверждать анализами, что нами произведен по-настоящему экологически чистый продукт, что он соответствует требованиям, нормам и прочее. Пока этого не сделано, лучше не утверждать.

 Вы в своём вопросе не очень корректно помянули горох в качестве альтернативы топливу. К вашему сведению, горох – наилучшая культура для изготовления искусственного мяса. И в проектах по искусственному мясу сейчас очень активно используется именно горох. И россияне стали активными поставщиками сырья на предприятия, где это искусственное мясо производится.

Если обсуждать проблему эффективного использования в пищу насекомых, замечу ещё такую вещь. Мы как-то подзабыли, что в советские годы у нас в стране очень активно развивалась идея использования самого быстро воспроизводимого в природе белка. О чем речь? Это мухи. В личинках мух содержится 96% белка. А растут личинки мух, между прочим, на обычном навозе, на очень дешёвом сырье. И в советское время наука этой темой занималась очень активно.

А потом мы свои достижения и открытия подрастеряли, а мир-то подхватил и занялся активно перспективными разработками, скажем так, получения белка. По крайней мере, на кормовые цели это было бы интересно. 

Представьте себе, Дмитрий Николаевич Патрушев обращается к вам с предложением: «Я сделаю все, что вы скажете». Что бы вы ему посоветовали? 

 Я не скрываю своих рекомендаций. А то, что это никогда не исполняется — это уже проблема не моя, понимаете? Это проблема чиновников, проблема тех, кто принимает решения. Мы давно уже твердим, и сколько можно это повторять, что ЗЕРНОВОЙ РЫНОК НИКОГДА НЕ РАЗВИВАЛСЯ БЛАГОДАРЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЛИТИКЕ. Никогда, подчёркиваю. Он всегда развивался вопреки. Но развивался. В отличие от отечественного животноводства, которое поднялось исключительно благодаря государственной политике. И это отрицать бессмысленно. Если бы не национальный проект, начатый в 2006 году и потом переросший в государственную программу, в животноводстве ничего бы не состоялось.

Что требуется сейчас для зернового рынка? Ведь мы вступили сейчас на путь, который, как минимум, рискует затормозиться. Я уж не говорю о рисках разворота, а они существуют. Что мы начнём падать в зерновом производстве. Не расти, а падать. Мы вступили на аргентинский путь. Если вы посмотрите сейчас, чем занимается Аргентина, что у неё в фундаменте, к сожалению, не пшеницы, которую они обложили экспортной пошлиной еще 30 лет тому назад. А ведь, напомню, в девяностые годы Россия была очень активным покупателем аргентинской пшеницы в Аргентине. И Аргентина была мощным поставщиком. А теперь сдулась из-за пошлин, которые они до сих пор применяют.

И в результате аргентинские фермеры переключились на кукурузу, и сейчас производят её в 3 раза больше, чем пшеницы. Российские аграрии пока ещё производят пшеницу, пока окончательно не убили мотивацию и стимул к её производству. Сейчас мы эти стимулы активно убиваем. Давайте уберём палки из колёс. Мы же говорим: не надо помогать. Зерновикам помогать не надо! Надо не мешать. Все, что требуется, не мешать! Тогда мы вернёмся к росту и будем самыми конкурентоспособными зерновиками в мире. 

Могут ли маркетплейсы превратиться в альтернативный источник сбыта для мелких и средних хозяйств 

Все зависит от того, как обеспечен доступ к рынкам сбыта. Маркетплейс — это инфраструктурный, удобный инструмент, но не более того. Мы должны понимать: если у крестьянина к этому маркетплейсу есть удобный, доступный вход, он его будет использовать. Если есть рынок сбыта, если есть какая-то ликвидность, активность со стороны покупателей, почему через этот инструмент не продавать? Это же выгодно! Но мы постоянно сталкиваемся с одной и той же проблемой. Организаторы этих маркетплейсов начинают обременять вход различными проблемами — либо непомерной стоимостью, либо процентами от продаж, либо какими-то очень сложными условиями аккредитации – бог знает чем.

В результате крестьяне не используют этот инструмент. Да, они знают, что он существует, что потенциально он на что-то способен. Но как только ты зашёл, продажи начал, тебя тут же чем-то прищучат. Вы понимаете, о чем речь. 

О директивах Минсельхоза 

Импортозамещение — вещь хорошая, кто спорит. Другой вопрос, что спрятано в фундаменте этого импортозамещения. В своё время это была модная тема. Начиная примерно с 2014 года, произносится: импортозамещение — наше все, это наш фетиш.

Благодаря чему импортозамещение состоялось в аграрном секторе? Кто-нибудь задумывался на эту тему? Благодаря каким фундаментальным причинам? Благодаря тому, что государство решило что-то там импортозамещать? Сыры, например. Благодаря тому, что встречные санкции были введены, и иностранная продукция перестала поступать? Статистика показывает, что это не так. Да, она подорожала благодаря этим встречным санкциям. Ну и что, у нас итальянские сыры сегодня купить нельзя? Можно. Приходишь в магазин, вот они, пожалуйста, на прилавке-то присутствуют. И своя категория потребителей осталась.

Так из-за чего мы стали говорить об импортозамещении? Благодаря тому, что рубль упал. В 2014 году девальвация у нас у нас случилась. В 2 раза. И именно это стало фундаментом импортозамещения. То есть в экономике образовалась мотивация. Стало выгодно производить эти сыры, которые заместили импортные поставки, у себя дома. Вот где фундамент и где квинтэссенция.

Пока невыгодно, никакого импортозамещения насадить невозможно. А что мы делаем с семенами? Мы сейчас насаждаем зерновому рынку невыгодные отечественные семена. Понимаете? И трактуем как импортозамещение правила локализации семян, квоты и прочее. То есть мы навязываем то, что невыгодно рынку. А зерновики — потребители этих семян. Мы семена покупаем для того, чтобы произвести продукцию.

Что в итоге получим? Поскольку это приводит к удорожанию затрат, как минимум, рост себестоимости, это первое следствие. Второе — потеря урожайности. Да, мы можем обойтись только отечественными семенами. Но урожайность будет ниже, а себестоимость – выше, вот и все. 

О минимизации зависимости от погоды при выращивании зерновых 

Производственная технологичность действительно позволяет защититься от погодных рисков. Современные технологии — это, действительно, очень мощный инструмент. Можем сколь угодно рассуждать, приспособлена ли наша агроклиматика к применению, скажем, технологии No-Till – практика показывает: тот, кто её использует, в экономике выигрывает. Себестоимость ниже получает. Если это сделано правильно и грамотно.

Другой вопрос, когда технология внедряется неграмотно. И вот начинаем хаять эти самые современные технологии. А у кого не получилось, кроют всем, чем только можно.

Современные технологии можно приспособить под любую агроклиматику. Хотя в них есть вещи, которые связаны с возможностями крестьян. Например, в Волгограде один сельхозпроизводитель хотел перейти, но не смог. Не смог мульчу накопить. Потому что степь волгоградская, ветра, и всю стерню выдувает под корень. А лесополосы, которые когда-то здесь были посажены, в этой зоне практически умерли. Он отказался, опять перешёл на вспашку.

Но это разве означает, что в Волгограде вообще невозможно применять ноу-тилл? Нет, конечно, просто эти лесополосы надо восстановить.

Но сейчас, к сожалению, у нас нет денег для того чтобы продолжать развитие. Мы практически застряли на том достигнутом пути перехода на ноу-тилл. А, скажем, вся Латинская Америка уже перешла. В Аргентине, если ты не ноутилльщик, ты помер, экономически помер как крестьянин. Там процентов 70-80 аграриев перешли на ноу-тилл. Я уж не говорю о бразильцах. 

О внедрении научных достижений 

 Научные разработки, естественно, являются для многих драйвером. Вопрос, какие разработки из того, что сейчас «варится» и в той же Тимирязевке, и в других институтах, мы можем использовать, а какие не можем.

Наблюдается тренд перехода научных открытий в агрохолдинги и частные компании, научная база начала перемещаться туда. А наши классические исследовательские центры и институты по-прежнему работают на бюджетные деньги по советской схеме, зачастую производят то, что никому не нужно. Нет выстроенной системы взаимоотношений заказчика и рынка.

К сожалению, мы так и не сумели её наладить. И в результате, компании, особенно кто богаче, занялись организацией собственных научных центров. И это сейчас тренд.

Мы уже говорили про семена, про локализацию. Сейчас селекционерам навязывают использование наших отечественных институтов. Да, это способно в какой-то мере поддержать научную базу и институты. Но что в этом хорошего? Мы патернализм в них развиваем. Опять они будут сидеть, баклуши бить, деньги получать из бюджета, как и делали раньше. Вместо того чтобы работать на заказчика и разрабатывать полезные вещи. 

Про «экологически чистое» продовольствие 

У меня очень прагматичный подход к оценке влияния пищи на здоровье человека. И он несколько отличается от того, что принято и у нас в обществе, и в мире. У меня, знаете ли, трепетное отношение к терминологии. И когда мне говорят: вот экологически чистый продукт, меня начинает коробить. Потому что самый экологически чистый продукт с точки зрения терминологии рассмотрения — это урановая смолка и асбест. Чтобы вы понимали. Ничего экологичнее из продуктов в природе нет. Меньше всего воздействия на природную среду.

«Экологически чистый продукт» – это термин. Я понимаю, что скрывается за этим термином продовольственный продукт, а не то, чем его назвали. И дальше, если мы глубоко начнём копать, рассматривать системы сертификации, идентификации, маркировки так называемого биофуда, выяснится, что в разных странах поголовно все системы в качестве предмета контроля рассматривают лишь процесс производства этой продукции.

А у меня, как у потребителя, сразу возникает вопрос: а что, после того как этот продукт произведён, по дороге до прилавка, до конечного потребителя, он не подвергается риску?! По пути следования, к примеру? Я же помню знаменитую историю, которую в самом начале нулевых мы с Геннадием Онищенко ( главный государственный санитарный врач Российской Федерации, руководитель Роспотребнадзора. – прим. ред.) пытались разрешить. Я был чиновником (руководителем Департамента регулирования продовольственных рынков и качества продукции Минсельхоза России. – прим. ред.), Алексей Васильевич Гордеев озвучил проблему. Тогда были актуальны поставки «ножек Буша».

В общем, через Прибалтику в Подмосковье пришла механическая секция, 4 рефрижераторных вагона, из какой-то партии гуманитарной помощи. Как только её начали разгружать, тут же все попадали в обморок. Начали исследовать. Оказалось, что в Прибалтике, видимо, потому что приплыло это все морским путём, в вагон попал диоксин. А люди в обморок попадали, разгружая. Это же крайне опасная вещь, это чудовищный яд.

Сомнительно, что диоксин попал в окорочка в процессе переработки. Нет, конечно. И вот у меня возникает вопрос: вы контролируете процесс производства. Вы клеите марочку, «био», «органик» и т.п. на этот продукт. А кто-нибудь контролирует потом дальнейший процесс движения этого товара до потребителя? И кто-нибудь контролирует, что мы покупаем на прилавке? Значок «органик» входит в систему маркетинга, маркетингового продвижения этой продукции. Не в систему поставки преимуществ потребительских свойств, а в систему зарабатывания денег. Поэтому я в неё не верю.

Пока мне не докажут, что на прилавке действительно продукт под маркой «органика», который обладает преимуществами по отношению к обычному продукту, я не поверю. А таких исследований никто не проводит. И когда я перед системами маркировки ставлю законный вопрос, мне отвечают: это слишком дорого. Точка. То есть исследовать конечный продукт на прилавке слишком дорого, оказывается. А контролировать процесс производства, как это делают во всем мире, с моей точки зрения, просто бесполезно и бессмысленно. 

О сельской безработице 

В госпрограмме записано, что в 2024 году сельские доходы должны достичь 57% от городских. В прежней госпрограмме было 53 или 54, уже не помню, процента. Теперь 57. Вопрос: а что, на селе жизнь дешевле, чем в городе? В отсутствии инфраструктуры, в отсутствии сервиса, в транспортной логистике она дешевле обходится? В чем она дешевле обходится, чем в городе?

Она везде в сельской местности дороже. А почему доходы-то должны быть ниже? А почему в Америке статус фермера не так просто получить, даже если ты имеешь землю? Может быть потому, что фермерские доходы составляют 120% от городских, и это фундамент привлекательности сельской жизни. Даже купив землю, вы не получите статус фермера и не сможете её обрабатывать в Америке, не выполнив определённые условия. Может, так надо подходить к этому вопросу? А когда мы сознательно ставим 57% от городских, кто же будет в это село стремиться? Жизнь там дороже, а доходы меньше. И что там делать? Поэтому все в город и едут.

Кроме того, надо иметь в виду: дефицита неквалифицированной рабочей силы населения нет. Мы что, не знаем этого? Если надо что-нибудь вручную погрузить или кувалдой постучать по какому-нибудь не очень дорогому предмету, который не жалко потерять, – для этого всегда найдётся рабочая сила.

У нас не хватает квалификации! Давно. И квалифицированная рабочая сила стоит дорого. Попробуйте механизатору платить низкую зарплату. Давно забыли про девяностые, когда механизатор стоил бросовые 3 копейки, и таких «дешевых» днём с огнём не найдёте. А сейчас ещё его и его призвали. Вы же понимаете: механизатор в рамках СВО очень востребованная профессия. Высокая квалификация — это фундамент всего дефицита сельских кадров. Вот где собака порылась.

И пока на селе не будет нормальной системы доходов, не создадим возможности окупать более дорогую жизнь, туда никто стремиться не будет. 

Про ООН и зерновую сделку 

ООН как с самого начала строила глазки, так и продолжает строить из-за зерновой сделки, которая в принципе никому не нужна. Я уже объяснял: мир никогда не знал источников голода или недоедания в виде дефицита продовольственных товаров. Приведите хоть один пример в истории человечества, когда где-то кто-то пострадал от того, что возник дефицит продовольствия? Такого не было никогда!

У голода всегда были две причины — либо невозможность физического доступа к продовольственному ресурсу на той или иной территории, и это возникало по причине отсутствия инфраструктуры, каких-то проблем, связанных с логистикой. Но никак не с отсутствием самого продовольствия. Либо денег не хватало. Вот главная беда. Продовольствия завались, а купить не могут, продукты недоступны потребителю по причине нехватки денег в кармане. И сейчас это главный фундамент.

Что, ООН, ФАО, они об этом не осведомлены, они не знают? О каком дефиците продовольствия в связи с остановкой украинских поставок вообще стоит говорить? А они, кстати, не останавливались, они просто упали в темпах отгрузки, в объёмах и так далее. Никакой физической остановки украинских поставок не было.

Это же изначально ооновские декларации. Чтобы сделку продавить. Продавили, и чего? А как её возобновить, когда для Российской Федерации отсутствует всякий смысл в ней? В содержании этих протоколов нет никакого инструментария, способного заставить выполнить встречные выгоды. Нет! И как бы ООН ни суетилась, какие бы глазки ни строила – бесполезно. О каких альтернативных усилиях можно говорить? К Свифту нас подключат? Или частные компании, которые владеют судами, сделают ставки фрахта дешевле? Полный бред! Абсурд.

Ну и зачем надо было сотрясать воздух?