«Петкус» и ведро

Самые лучшие семена – это когда в немецкий зерноочистительный комплекс «Петкус» зерно засыпается обычным 12-литровым российским ведром. И больше ни-че-го! Так весьма своеобразно, с юморком, выдает секреты своего семеноводческого хозяйства Виктор Николаевич Бокаенков, знаменитый лысогорский фермер из Широкого Карамыша.

Его еще иногда зовут одним из отцов яровой мягкой пшеницы Лебедушка: когда он впервые привез ее к себе в хозяйство, семян было меньше мешка, всего 36 килограммов. Это происходило в 2006 году. За три года размножил, а потом продал многие сотни тонн во многие сотни мест.

Семеноводством фермер занимается, страшно сказать, с 1993 года. Тогда он впервые познакомился с заслуженным деятелем науки РФ, основателем лаборатории генетики и цитологии НИИ сельского хозяйства Юго-Востока Василием Ананьевичем Крупновым и стал его единомышленником.

По мнению многих, чище, чем у Бокаенкова, семян просто не бывает. Так дело у него поставлено, так люди воспитаны. Сандалии и карманы вытрясают, лопаты из одного склада в другой не носят. Склады тщательно зачищают и протравливают. Комбайны при перегоне с одного поля на другое продувают.

Зерноочистка обычная, набор решет как у всех. Необычные ответственность и скрупулезность. Два человека работают на очистке с восьми утра до восьми вечера. Норма – пять тонн в смену, или сто мешков. Если работник погонится за производительностью, получит от руководства втык. Мешки можно сделать любыми, всё чаще семена грузятся в биг-бэги, главное – содержание.

«Пока НИИСХ Юго-Востока будет работать с такими небольшими хозяйствами, как мое, где обрабатывается не более двух тысяч гектаров земли, институт свое семеноводство сохранит, – убежден Виктор Николаевич. – Не хочу никого обижать, но, по моему мнению, настоящие оригинальные, не массовых репродукций, семена получаются только там, где есть ручная работа: «Петкус» и ведро, которое всегда можно перевернуть. Там, где счет идет на десятки тысяч тонн и десятки культур, поддерживать идеальный порядок в принципе невозможно».

Понедельник – день тяжелый. Сотрудникам лаборатории генетики и цитологии саратовского НИИ сельского хозяйства Юго-Востока под руководством доктора биологических наук Сергея Николаевича Сибикеева в понедельник 4 июля предстояло отработать на полях сразу двух хозяйств Лысогорского района: в КФХ Виктора Николаевича Бокаенкова и КФХ Александра Викторовича Жарикова.

Еще шести часов утра нет, а вишневый «жигуленок», принадлежащий лаборанту-исследователю Татьяне Васильевне Калинцевой, выезжает из Саратова и берет курс на Широкий Карамыш, бывший районный центр, а теперь просто большущее село, прославившееся своими фермерами. В машине помимо названых лиц ведущий научный сотрудник кандидат сельскохозяйственных наук Александр Евгеньевич Дружин (этого улыбчивого доброжелательного очкарика почему-то хочется называть Саней) и еще один лаборант-исследователь – Татьяна Дмитриевна Голубева. Две Татьяны – тоже легенды, но уже саратовской науки: отработали в институте свыше сорока лет. Это благодаря их рукам вначале Василию Ананьевичу Крупнову, их общему учителю и патрону, а потом и Сергею Николаевичу Сибикееву, который руководит лабораторией с 1996 года, удалось выдать на-гора такой замечательный результат.

В советские годы лаборантов нельзя было вносить в список соавторов, теперь они перестали быть «бойцами невидимого фронта». Их фамилии можно прочесть в аннотациях к таким известным яровым пшеницам, как Белянка, Воевода, Лебедушка, Фаворит, Добрыня, Л 505.

«Маленький человек» из Широкого Карамыша

В девять часов утра Сибикеев и компания находятся на базе Виктора Бокаенкова, примерно в пяти километрах от Широкого Карамыша. Это если ехать в сторону Белого Озера и Невежкина. Главное украшение полевого стана – уютный одноэтажный дом, в котором офис с бухгалтерией, кухня со столовой, гостиница со спальней. В одной из комнат двухъярусная кровать: здесь обычно ночуют водители фур, приезжающие за семенами. Все равно лучше, чем в кабине. Вокруг дома – большой сад, особая гордость Виктора Николаевича, и обилие самых разных цветов – привет от заботливой супруги.

Пьем чай. Макаем горячие пампушки в свежий мед, сами себе завидуем и заглядываемся на хлебные формы, в которых подходит тесто. Здешняя повариха – по совместительству пекарь. Она-то точно знает: и хлеб, и ватрушки, и булочки, и караваи, и сайки, и халы, и еще бог знает сколько изделий получаются из здешней белозерной пшеницы Лебедушки удивительно вкусными. Не уступает им хлеб из Фаворита и Саратовской 17. Даже вчерашняя горбушка, предложенная как дополнение к колбасе, произведенной из собственного мяса на калининском мясокомбинате, и та необыкновенно душиста.

«Нельзя хаять саратовские сорта, – категорично заявляет Виктор Николаевич. – У всех пшениц уникальные мукомольные качества, в любой год они дают стабильный урожай».

Слушаем необычайно общительную Татьяну Васильевну: «Василий Ананьевич Крупнов в силу своей гипертрофированной щепетильности постоянно на всех совещаниях говорил о том, что Белянка, материнская форма Лебедушки, белозерна, а следовательно, прорастает. Невольно делал белозерным сортам антирекламу. Ведь многие руководители не уверены, что им хватит маневренности и мощностей убрать эту пшеничку вовремя. Поэтому мы всегда говорим: если пшеница белозерная, убирайте напрямую, не надо валить в валки. Все белозерные пшеницы прорастают. Но лучше хлеба, чем из Белянки и Лебедушки, не бывает. На одном из всероссийских Дней поля, который прошел в Ставропольском крае с участием Президента РФ Владимира Путина, первое место по России заняла пшеница Лебедушка. Не потому, что у нее были слабые конкуренты, а потому, что она настолько сильная.

Когда-то в доме матери Виктора Николаевича, в Малом Узене Питерского района, стояли сразу две печи, хлеб ели домашний. То, что мы называем отменными хлебопекарными качествами, для нашего сегодняшнего героя не просто характеристика всех возделываемых им сортов. Это символ и патриотизма, и человеческой порядочности, и послевоенного детства. Поэтому на его землях никогда не будет ничего новомодного, только настоящий саратовский хлеб.

Бокаенкова в его шестьдесят лет трудно сбить с истинного пути. В его хозяйстве сплошь саратовская селекция, за редким исключением. Яровая пшеница – Фаворит и Лебедушка. Озимая пшеница – Калач 60 и Саратовская 17. Рожь – Марусенька и Саратовская 7. Подсолнечник – Саратовский, Скороспелый, ЮВС, причем есть изолированные участки, где выращиваются «папа» с «мамой». Нут Золотой юбилей создан лучшей подружкой фермера – Надеждой Ивановной Германцевой, сотрудником Краснокутской селекционной опытной станции НИИСХ Юго-Востока, доктором сельскохозяйственных наук, заслуженным работником сельского хозяйства РФ.

Пока «оголодавшие» журналисты просят добавки, задерживая выход в поле, хозяин сообщает, что в прошлом году по подсолнечнику лущильник прогнал, посеял Лебедушку стерневыми сеялками, получил по 18 ц/га. И это несмотря на засуху.

Весной этого года озимый Калач 60, тот, что не по парам, выглядел не больно хорошо. Взятые пробы земли отвезли на станцию агрохимической службы «Балашовская» начальнику отдела организации применения средств химизации Михаилу Алексеевичу Степанову. Он через три дня прислал бумажку-рекомендацию, что надо внести. Внесли дробно, и теперь видовая урожайность – более тридцати центнеров с гектара.

Только с этим «внесением» надо вести себя осторожно. Можно по примеру соседей (речь идет о бывшем «Русском гектаре», который сейчас выкупили «Солнечные продукты») залить и засыпать поля чем угодно, благо бюджет позволяет, но… Во-первых, какая получится у этой пшенички себестоимость? Во-вторых, кто ее станет есть при таком-то обилии химпрополок и химзащит? В-третьих, влага всегда остается лимитирующим фактором, поэтому надо смотреть, не окажется ли услуга медвежьей, не отложатся ли удобрения на почве солью.

Чтобы сменить тему, Бокаенков (это он для нас старался) спрашивает: «Вы в своих сортах, например, в Фаворите, гены меняете или нет? Это нормальное явление?». От неожиданности гости не сразу нашлись, что сказать: «Это все Василий Ананьевич. Взял и на одном из агрономических совещаний заявил, что сорт относится к ксенотрансгенным сортам, а все почему-то решили, что непонятное слово означает ГМО. В такие игры мы не играем. Мы перенесли хозяйственно-полезные гены от диких сородичей мягкой пшеницы, а не от какой-то козявки или бактерии. Это вам не помидор, скрещенный со скорпионом. Сорт относится к ксенотрансгенным, потому что в одном генотипе сочетает плюсы и твердой пшеницы, и полбы, и яровой мягкой пшеницы, включая сорта Л 503 и Белянка.

Устыдившись собственного невежества, стремясь «отработать» хотя бы колбасу, мы старательно всё это дело слушаем и задаем умный на первый взгляд вопрос: чего это ученые института не спешат радовать селян новинками? Пишем в основном про старые сорта. Виктор Николаевич нас не поддерживает: «Вот вы говорите «старые сорта», а Оренбург с собаками ищет Саратовскую 42, допущенную к использованию с 1973 года (!), а ее больше нет и взять негде. Или та же Саратовская 29…».

Бокаенкова перебивают ученые: «…Которая создана на базе яровых пшениц Алексея Павловича Шехурдина». Шехурдина нет с марта 1951 года, сорт районирован в 1960 году, а его производственники требуют. Почему? Да потому что Саратовская 29 – высокоадаптивный сорт и входит в генеалогию половины допущенных ныне к производству сортов. Раньше в лаборатории селекции и семеноводства яровой мягкой пшеницы НИИСХ Юго-Востока работало двадцать человек. И всем было чем заняться. А сейчас?! Три, в лучшем случае пять. И так во всех лабораториях. Кроме того, существовала справедливая оплата труда. В советские годы вознаграждение за каждый гектар используемого селекционного достижения хозяйство платило в Минсельхоз РФ, а уж оттуда роялти за сорта перечислялись в институты».

И далее: «У нас в лаборатории есть такие замечательные линии, что просто ах, куда лучше Лебедушки с Фаворитом! Но ни руководство института, ни государство в их появлении не заинтересованы. Нужны деньги, и немалые, чтобы, например, отправлять посылки с семенным материалом в разные концы страны. Иначе сорт не будет районирован. Мы и так работаем бесплатно, а тут еще и дополнительные траты. По этой же самой причине, из-за элементарного безденежья, руководство института было вынуждено отказаться от половины патентов. За каждый патент нужно было ежегодно перечислять в Москву не менее 13 тысяч рублей, а их у нас более сотни».

Виктор Николаевич Бокаенков руководство института не критикует, но не потому, что благоразумно решил отмолчаться. Просто он хорошо знаком с системой, которую не победишь и не отменишь. И вряд ли поймешь. В прошлом году его хозяйство было по каким-то причинам лишено права заниматься питомниками: руководство института «не доверило». Хотя права продавать оригинальные семена у семеноводческих хозяйств нет. Любой понимает: кому, как не КФХ Бокаенкова, можно поручить самое ценное, что в институте имеется. Однако факт остается фактом. Выкручивались в этой ситуации, как могли. Слава богу, оказались провидцами и оставили кое-что про запас.

В этом году КФХ получило на размножение четыреста килограммов Лебедушки и триста Фаворита. Семь центнеров счастья.

Спрашиваем: «Это на ваших плечах держится репутация института?». «Нет, конечно же. Я в этом деле маленький человек», – отвечает.

Закрома нараспашку

Воспользовавшись отсутствием ГИБДД, отправляемся в поле на машине главы КФХ, благо недалеко. Набиваемся, как огурцы в кадушку. Проезжаем мимо ржи, которая всем показалась редковатой, подсолнечника и фацелии пижмолистной – уникального медоноса, который продолжает вырабатывать нектар даже после захода солнца. Голубовато-лиловое однолетнее травянистое растение высажено фермером для пчеловодов, которые подтянули сюда свои пасеки не только ради собственной корысти, но и для повышения урожайности «солнечного цветка».

В хозяйстве Виктора Бокаенкова бригада Сергея Сибикеева обследует питомники Лебедушки и Фаворита второго года. На деле это выглядит так: обследуется весь массив, и, кроме того, среди огромного хлебного поля выбирается особенно симпатичный участок, который ученые проходят пешком, не торопясь, внимательно изучая чуть ли не каждое растение, каждый колос, при этом неподходящие экземпляры выдираются с корнем и выносятся на край поля. Образуется особо чистая территория, которая после уборки и даст нам с вами семена, отвечающие всем требованиям семеноводства.

До лаборатории генетики и цитологии здесь уже побывали представители лаборатории селекции озимой пшеницы, которые произвели на соседнем поле с Калачом 60 сортовое обследование и сортовую прополку. Доказательство – попадающие прямо под колеса автомобиля высохшие растения. Перед учеными со степенями поле прошли ученики местной школы, которым фермер отменно платит за видовую прополку. Впрочем, несмотря на дожди, на полях Виктора Николаевича традиционный порядок. Глядя на замечательный Калач 60, который уже обкошен и готовится к уборке, две Татьяны искренне радуются и за коллег, и за фермера. Тот великодушно принимает поздравления, признавая, что урожайность приближается к 40 центнерам с гектара.

Изрядно придавленный на заднем сиденье подчиненными, пока едем, Сергей Николаевич свистящим шепотом поясняет, что Лысогорский район по-своему уникален. Очень хороший фон на оценку всех видов ржавчины, лучше нигде не найти! «Здесь первыми в нашей области появилась и желтая ржавчина, и стеблевая, – уточняет он. – Поэтому мы всегда высевали фитопитомник для оценки устойчивости набора линий к заболеваниям в двух местах – у Бокаенкова и Жарикова. В этом году просто не хватило сил, ограничились посевами у Жарикова».

Pyrenophora tritici-repentis, желтая пятнистость (пиренофороз) пшеницы, была впервые замечена в одной из низинок на полях именно Виктора Николаевича Бокаенкова. Ученые НИИСХ Юго-Востока добросовестно оценили уровень ее угрозы, на том все и успокоились.

А в этом году пиренофора вспыхнула так, что мало никому не показалось. Это не обычная ржавчина, а опасное заболевание, возбудитель – гриб. Он не собирается подстраиваться под растение, он его убивает. Убил часть листа – и съел, еще убил часть листа – съел. В итоге листа нет.

Кстати, и Белянка, и Лебедушка оказались к пиренофорозу более устойчивыми, чем все остальные пшеницы. Добавим, и к «вирусу голода» – стеблевой ржавчине «Уганда», как ее зовут меж собой наши селекционеры, тоже, особенно Лебедушка. Такое ощущение, что лаборатория генетики и цитологии НИИСХ Юго-востока заведомо готовила эту пшеницу ко всем напастям с большим, так сказать, запасом.

Для тех, кто не читал наших ранних публикаций, сообщим, что так называемая Уганда, или раса Ug99 стеблевой ржавчины, поражает большинство генов устойчивости, а значит, и сортов, и признана во всем мире серьезной угрозой. Чем-то вроде чумы. Впервые она была обнаружена в Саратовской области в 2013 и 2014 годах, именно здесь, в условиях эпифитотий стеблевой ржавчины, и именно на фитоучастке яровой мягкой пшеницы лаборатории генетики НИИСХ Юго-Востока. До многих аграриев еще не доходит, что такое Ug99. Они думают, что это обычные страшилки. Однако и Сергей Сибикеев, и Александр Дружин, и представители лаборатории иммунитета растений – многоуважаемый доктор сельскохозяйственных наук Тамара Сергеевна Маркелова и младший научный сотрудник Эльмира Александровна Баукенова, поспешили провести оценку на устойчивость четырех линий яровой мягкой пшеницы с новыми комбинациями Sr-генов (генов, резистентных к пшеничной ржавчине). И не далее как в январе 2016 года опубликовали в серьезном научном журнале статью. Она размещена на институтском сайте и является лишним доказательством того, что большая наука пока что эти стены не покинула.

Наконец, Виктор Николаевич готовится к высадке «десанта» и находит две колеи, которые отделяют нужные участки питомников. Мы с двумя Татьянами рассуждаем, можно ли Лебедушку отличить от Фаворита: на наш взгляд, они как близнецы-братья. Авторы сортов авторитетно утверждают, что растения можно отличить по цвету зерна и длине колоса. К концу дня мы всмотримся-таки в эти сорта и согласимся с Александром Викторовичем Жариковым, что Фаворит по цвету растения больше уходит в «берлинскую лазурь», в самую настоящую морскую голубизну.

Ученые заходят в поле, как в воду, аккуратно и осторожно. Сибикеев: «Перинофороз я у вас не вижу, видимо, он вас миновал». И дальше, молча, они «отплывают» в противоположную от машины сторону. А Виктор Николаевич остается ждать «на берегу».

Лебедушка экзаменуется первой, за ней Фаворит. На наших глазах одновременно происходят и сортовая прополка, и сортовая оценка. По сложившимся правилам апробация (окончательная оценка) должна проходить в фазу восковой спелости пшеницы. Однако к тому времени флаговый лист уже полностью отсыхает, и вы не увидите объективной картины восприимчивости растения к тому или иному заболеванию. Кроме того, сочный цвет растения позволяет особенно четко видеть, засорены ли посевы и чем, не появилась ли на них какая-нибудь новая напасть, как сформирован скелет культурного растения и прочее-прочее. Ради дела Сибикеев и К° не поленятся, приедут на апробацию еще раз, недельки через две, и вот тогда-то всё внимание будет устремлено на качество семян, урожайность.

Просим Виктора Николаевича воспользоваться занятостью гостей и провезти нас по окрестностям, чтобы посмотреть, как работают с землей другие местные фермеры. Бокаенкову и так нехорошо, сбежал ради нас с больничной койки, а тут такая занозистая тема. Ранней весной глава районной администрации Саит Ахметсафинович Девличаров, судя по образованию, ракетчик-бухгалтер, посетовал, что нет у него крепких коллективных хозяйств, как в родном Базарно-Карабулакском районе, а с мелкими фермерами каши не сваришь. Происходило это на одном из семинаров в соседнем Белом Озере, и слова эти собравшимся показались очень несправедливыми. Тут же возник вопрос: а что ты сам из себя представляешь как власть, если нас толком не поддерживаешь? Подтверждаем как представители СМИ: на официальном сайте администрации есть новости спорта, здравоохранения, культуры и даже Пенсионного фонда, но нет ни слова про сельское хозяйство.

Что ты сам из себя представляешь как власть? Этот вопрос очень хочется повторить вслух, потому что семенные участки КФХ Бокаенкова оказались в блокаде таких многолетних сорняков, что впору институтскую лабораторию защиты растений переводить в Широкий Карамыш. Безобразие абсолютное: земля либо годами вообще не обрабатывается, либо возделывается из рук вон плохо. Где глава муниципального образования со своими полномочиями? Где инспекторы Россельхознадзора, отвечающие за земельный контроль? Нет ответа! Ежегодно добросовестный налогоплательщик Виктор Николаевич Бокаенков перечисляет в разного рода фонды не менее полутора миллионов рублей. А что взамен? В селе даже воды, чтобы умыться или зубы почистить, нет.

На поле – он!

«Вот здесь прошли двадцать шесть лет моей жизни, – признается Виктор Николаевич, оглядывая живописнейшие окрестности вокруг «фазенды». – Первые четыре года и коров сам пас, и жил тут. А без скотины здесь не проживешь. Чей характер? Не знаю. Я как-то сам по себе».

По мнению нашего героя, для настоящего фермерства нужны всего две вещи: человек и земля. В лысогорских Ключах и Гремячем нет фермеров, потому что нет людей, которые могли бы потянуть. А он смог. И Жариков смог. Покойный Иван Петрович Гресев, товарищ и учитель, бригадный учетчик, разжалованный властями за вольнодумство из орденоносных директоров, выходил первым от Белого Озера. Бригадир Бокаенков – из Широкого Карамыша. Первому было проще, потому что они вместе с Володей Гофербергом реформировали арендное звено, а Бокаенков выходил пусть из разваливающегося, но совхоза. Тогда в Лысогорском горисполкоме над ним вволю поиздевались. За разрешением на землю пришлось ездить к Завалишину, председателю областного земельного комитета.

«Потом Гресев пошел своим путем, я – своим. Немножко разошлись у нас понятия в обработке земли. Я тоже не пашу, но у него мел и поверхностная обработка почвы, а у меня глубокорыхлители, испанские Bellota».

«За фермерство заплачено, почти как за войну. Не жалеете, что так судьба обернулась?» – спрашиваем мы его, потрясенные культурой земледелия. «У нас не было другого пути, – уверен Бокаенков. – А что было делать в девяностые годы? На что жить? Работал на орошении, лес валил бензопилой. Когда мы просили отдать еще хорошие крепкие помещения фермерам, никто ведь не отдавал. Власть боялась: а вдруг у нас получится?»

Виктор Николаевич по образованию инженер, выпускник СИМСХа по специальности «механизация гидромелиоративных работ». Родился в Малом Узене Питерского района в семье фронтовика, который захватил четыре войны подряд: с финской по японскую включительно, с 1938-го по 1946-й. После окончания института по распределению попал в Широкий Карамыш, в знаменитый трест «Овощепром» Н.И. Лопача. Когда Гресева-старшего из Аркадакского района перебросили в Лысогорский, возглавить крупный овощеводческий совхоз, Бокаенков стал бригадиром центрального отделения. Одних основных доярок в его подчинении было сорок человек.

Сейчас на 1700 гектарах земли трудятся всего тринадцать человек. Приезжие удивляются, как он смог раскрутиться на таком пятачке. У других земли в пять раз больше, а толку меньше. Руководствовался принципом: пока наверх карабкаешься, живешь.

Когда у Виктора Николаевича хорошее настроение, признается в самой заветной мечте: прожить до 1 августа 2044 года. Столько же, сколько прожил отец: ровно девяносто четыре с половиной года. У отца четыре класса образования, простой шофер, а пенсию в уме сам себе начислял, памятью обладал отменной. За три месяца назвал дату своей смерти и ошибся только на один день. Всем бы так.

«Что в жизни больше всего нравится?» – спрашиваем на прощание. – «Поле».

Светлана ЛУКА