Русский виноград. Часть вторая

В том же 1952-м году в зоне затопления работали археологические экспедиции из Москвы и Ленинграда. Они в первую очередь торопились раскопать руины древней крепости Саркел (Белая Вежа). Исследовались и другие места: древние курганы и правобережное Цимлянское городище, расположенное рядом с описываемыми виноградниками. Глубоко под землёй археологи обнаружили остатки крепости и сгоревших жилищ. А найденные там же предметы свидетельствовали о том, что крепость населяли земледельцы, кузнецы, рыболовы, воины и… виноградари, в чём однозначно убеждал исследователей найденный ими виноградный нож. Безошибочно установлено и время существования жизни в крепости: извлечённые из раскопок серебряные монеты указывали на первую четверть IХ века.

– Никак не укладывалось в голове, – вспоминал Александр Иванович, принимавший участие в тех раскопках, – что виноградарство, начатое в раннем средневековье, дожило до наших дней! Но неслучайно факты называют упрямыми.

После погребения цимлянских виноградников под водами «моря» традиционное казачье возделывание винной ягоды продолжалось около двадцати лет вблизи нескольких станиц да на приусадебных делянках. По-прежнему требуя кропотливого физического труда. А новые промышленные массивы были заложены в голой степи, где создавались специализированные совхозы, оросительные системы, прокладывались дороги.

Поначалу все эти перемены станичники не воспринимали как трагедию виноградарства. Наоборот, полагали, что крупные, сосредоточенные в одном месте плантации открывают как бы новую эру за счёт механизации всех работ, невозможных на крутых склонах, но вполне реальных на степной глади.

Однако эйфория продолжалась недолго. В начале 60-х годов суровая зима существенно «проредила» новые посадки, лишённые, как на прежних местах, гарантированного «обогрева» подпочвенными родниками. А в бесснежную зиму 1971-1972 года из 12 тысяч гектаров донских виноградников вымерзло 8 тысяч – каждые два из трёх кустов! Экономисты, анализируя ущерб, пришли к выводу: если виноградники будут вымерзать раз в десятилетие, выгоднее закладывать новые, чем укрывать их каждую осень. С подсчётами можно бы и согласиться, но где гарантия, что морозы не будут буйствовать чаще, чем раз в десятилетие?

Более радикальные «стратеги» предложили, не теряя времени и средств, перепрофилировать виноградарские совхозы в… животноводческие. Но уничтожение донского виноградарства, слава Богу, было отвергнуто «тоталитарным режимом»: волевым указанием сверху повелевалось не жалеть сил и денег на наращивание урожаев. Вскоре выяснилась и подоплёка столь державной заботы: оказалось, игристые цимлянские вина дюже полюбились западноевропейским странам (точнее говоря, их вождям) и договорные обязательства перед заграницей надо выполнять.

Надо-то, конечно, надо, но как? Селекционеры приложили много сил, чтобы вывести сорта с повышенной морозостойкостью, в результате чего лоза обрела способность оставаться живой при морозах в 25 и даже в 30 градусов. Но и этого оказалось недостаточно, поскольку в ту печально памятную зиму 1971-1972 года температура в Ставропольском крае и даже южнее, в Дагестане, опускалась до минус 38 градусов! Да и позже губительных зим хватало.

– Вот тогда-то,– вспоминал Александр Иванович Потапенко, – я сформулировал для себя предельно категоричную задачу: либо надо создавать неукрывные сорта, способные выдерживать морозы до минус 40 градусов, которые вероятны на всей Русской равнине вплоть до Кавказского хребта, либо в России надо распрощаться с надеждами на промышленное виноградарство.

В ту пору Александр Иванович работал сотрудником опытно-производственного хозяйства Всероссийского научно-исследовательского института виноградарства и виноделия. Возглавлял институт его родной брат Яков Иванович Потапенко. Без сомнения, брат младший в силу знаний и опыта заслуживал более заметной должности в научном учреждении, но она была для него запретной из-за так называемой семейственности. Ныне осуждаемое и строго наказуемое в прежние годы явление вполне благополучно трансформировалось в такое уютное и выгодное понятие, как музыкальные, политические и финансовые шоу-династии (наиболее яркий пример – папа Собчак и Ксюша Собчак). И это несмотря на то, что оба брата были виноградарями в пятом поколении…

Меж тем на новопосаженные донские виноградники припожаловала  ещё большущая беда – завезённая в свое время из щедрой на разные пакости Америки филлоксера. Эдакая мелкая тля, поражающая корни куста и приводящая к его неизбежной гибели. Знаменитые, но погребённые под водой цимлянские виноградники никогда не страдали от этой заразы, поскольку питались близкими подпочвенными родниками, а в воде филлоксера существовать неспособна. Не заставили себя долго ждать и заморские грибковые заболевания – милдью и оидиум. Чтобы их одолеть, пришлось щедро опрыскивать (точнее, почти поливать) лозы ядами…

Угнетённые хворями растения снизили урожайность в несколько раз по сравнению с былой, заметно упало качество ягод, следом и достоинства вина, что отметили все дегустаторы, а за ними и разборчивые потребители… Между тем, они не знали о кардинальных переменах в ведении донского виноградарства. И потому в семидесятые годы потянулись на Дон цепочки иностранных туристов. Начитавшись Михаила Шолохова, они хотели посмотреть на лихих и красивых наездников, полюбоваться неповторимой природой старинного и таинственного для Европы Дона, побывать в местах многоцветной трагедии, описанной в знаменитом романе.

Трудно сказать, почему заграничным туристам в те годы показывали лишь кремль, церкви и монастыри, различные музеи… Не принято было почему-то включать в маршруты достопримечательности природные. Скорее всего, не хватало свежего, как бы стороннего взгляда на своё, примелькавшееся, привычное и потому кажущееся заурядным, будничным и неинтересным. Но, оказывается, спрос на такой «бросовый товар» был. В одной из книг А.И.Потапенко описан интересный эпизод. В институт виноградарства прибыла группа заграничных туристов. Им показывали остатки уникальных цимлянских виноградников, сплошным пологом укрывших донской крутояр. Гости любовались необычайным для Европы зрелищем, с восхищением разглядывали и фотографировали невиданных размеров грозди, наслаждались вкусом медово-сладких ароматных ягод, запивая их молодым вином. Неожиданно к тому месту, где это происходило, подскакал верховой объездчик, преследующий виноградных воришек. Увидев праздную публику и подумав, что его появление некстати, он резко остановил коня, мастерски поднял его на дыбы и, ловко развернувшись, вихрем умчался прочь, чем вызвал бурный восторг иностранцев. Стало понятно, за какими эмоциями они пожаловали на Дон. Но торговать впечатлениями, которые по прибыльности вряд ли уступают продаже сырой нефти, мы не умели. Может быть, потому, что совершенно не представляли истинной цены редчайшей исторической реликвии, живого наследия Древней Руси, коими были цимлянские виноградники. Впрочем, один из наших соотечественников по достоинству и давно оценил дары казачьей лозы. Приведём откровенное заключение этого дегустатора:

Приготовь же, Дон заветный,
Для наездников лихих
Сок кипучий, искрометный
Виноградников твоих.

Наверняка Александр Сергеевич не только наслаждался цимлянским игристым, которое предпочитал всем иным и современник Пушкина – атаман Платов, – но и пробовал донские вина, ароматизированные полынью и лепестками роз. Скорее всего, не однажды отведывал и «выморозки», о которых ныне мало кто слышал. Готовились они предельно просто: неполные бочки (чтобы не разорвало дубовые клёпки) выставлялись на мороз. И он как бы выжимал воду из вина, значительно увеличивая его крепость и насыщенность.

– Сравнивая обычное сухое вино с вымороженным, – рассказывал о своих впечатлениях А.И.Потапенко, – начинаешь к первому относиться как к «виноматериалу», а ко второму – как к зрелому, завершённому напитку. Убеждён, что его производство непременно будет возрождено.

99,999 процентов виноградарей, а может быть, и ещё больше живут и действуют по давно заведённому распорядку. Весной освобождают лозы из укрытия, очищают их от земли, повреждённых и больных побегов, обрабатывают химикатами, предупреждая болезни и вредителей, удобряют, подвязывают к шпалерам, выламывают лишнее, формируя урожай, собирают его, перерабатывая в соки, вино, изюм, осенью производят обрезку, укрывают кусты с надеждой на мягкую зиму, весну без заморозков, тёплое, солнечное и дождливое в меру лето… Для земледельца, коим является и виноградарь, как известно, двух схожих по условиям годов не бывает: то засушит, то приморозит, то зальёт… А ещё и болезни, и вредители, и нехватка работников, средств на технику, удобрения, химикаты, хранилища… И всё же у большинства крестьян круг забот достаточно строго очерчен и расписан. Почти как у токаря на заводе. С той лишь разницей, что сегодня он точит гайки (выращивает рожь), а завтра выделывает болты (надеется на урожай пшеницы) – станок (поле) один и тот же, разные лишь детали (культуры). Станки, как и агротехника, со временем устаревают, становятся допотопными. И лишь выдающиеся конструкторы (земледельцы) предлагают принципиально новые методы обработки металла  (агротехнику, семена), в разы увеличивающие производительность (урожайность), открывая до того неслыханные возможности.

Таким революционером в виноградарстве стал Александр Иванович Потапенко.

Глубоко изучив историю лозы и наблюдая за способами её возделывания, Потапенко пришёл к выводу, что современное виноградарство в России утратило смысл. По целому ряду причин.

С древних времён до начала индустриализации (1930-е годы) все виноградники возделывались вручную. Особенно трудоёмким было укрывание кустов в зиму землёй, а весной – освобождение лоз от неё. Казалось, механизировать эти операции невозможно. Но бригады из старых трудолюбивых виноградарей с каждым годом таяли. Волей-неволей пришлось изобретать хитроумные машины. Вот агрегат из двух больших спаренных лемехов. Он движется вдоль виноградного ряда. Лозы пригибаются к земле специальным кожухом. А чтобы они не ломались, их предварительно, при выращивании, формируют с постоянным односторонним наклоном. Лемеха наваливают на кусты куда больше земли, чем при ручной работе. В междурядья за агрегатом остаются глубокие канавы. В дождливую погоду (а осенью иной, как правило, не бывает) укрывочный агрегат в состоянии тащить по топкой почве лишь сцепка из двух тяжёлых гусеничных тракторов. Большое количество отросших за лето корней перерезается, земля уплотняется, теряет структуру… Весной другим, столь же неуклюжим, тяжеловесным и потому беспощадным агрегатом боковины укрывных земляных валов отпахиваются. Но на лозах остаётся ещё много земли. Надо подождать, пока она просохнет, и тогда в ход идут пневматические пушки, мощными потоками воздуха они выдувают, выбивают землю из рядов. Над ними вздымаются столбы пыли… Понятно, что при таких ежегодных физических травмах виноградники находятся в постоянном угнетённом состоянии, давая мизерные урожаи, в несколько раз меньшие, чем на погубленных цимлянских склонах.

– Но самое нелепое в том, – сокрушался Александр Иванович, подводя итог своим многолетним наблюдениям за развитием отрасли,– что ягоды, получаемые на нынешних промышленных виноградниках, опасны для … человека. И в Европе, и в России. Потому что они пропитаны ядами. И, сколько ни промывай гроздь, от химической грязи её не отмоешь.

Дошло до того, добавил селекционер, что химически опасными стали и сами виноградники,  и среда, примыкающая к ним. Любители отдыхать на юге предпочитают держаться подальше от таких «садов». Возле них не едят траву даже домашние животные.

Приостановив повествование о патриархе отечественных селекционеров, поведаю прелюбопытнейшую историю. В 2010 году довелось оказаться в Италии. Конечно, сразу же начал искать возможность побывать на каком-либо из тамошних виноградников. Знакомые договорились с фермером Диего, чьи угодья недалеко от местечка Конавезе Россо. Встретились мы с виноградарем у винодельни, в которой заправлял процессом его сын Маттео, профессиональный энолог. Было начало октября, пора молодого вина. Хозяин спросил, откуда именно из России я пожаловал в гости. «Из Сталинграда», – ответил я. «Страшное место», – заметил посуровевший вдруг Диего и тут же пояснил, что много лет назад именно из-под Сталинграда пешком пришёл дед его соседа, едва живой, молодой, но седой старик. Ему одному из всей итальянской дивизии чудом удалось остаться в живых, унести ноги  из междуречья Волги и Дона (чернозёмные окрестности легендарного Чепелева кургана и доныне подбелены костями «завоевателей»). После он завещал потомкам никогда-никогда не ходить в Россию с оружием. А только с вином и виноградом.

До поездки в Италию я знал нелестное мнение А.И.Потапенко о качестве европейских виноградников:

– Франция, Италия, Испания, как и другие регионы Средиземноморья, не самое благодатное на планете место для лозы. Там потоки солнечной радиации и количество летних суток с высоким и ровным теплом куда меньше, чем, скажем, в той же Саратовской области. Именно поэтому потенциал накопления гроздью биологически активных веществ и сахара на Средней и Нижней Волге значительно больший, чем в Европе. Но и это ещё не всё: постоянно высокая влажность от близких морей способствует грибковым болезням, что понуждает европейских виноградарей к многократным обработкам ядами.

Признаюсь откровенно, эти рассуждения селекционера я воспринимал с большущим сомнением. Да и как иначе, если большинство нас, россиян, воспринимают Европу почти как рай земной: там ведь чуть не круглый год тепло и уютно – во всяком случае, ни шуба, ни валенки европейцам в отличие от нас не надобны. Но встреча с итальянским виноградарем Диего мои былые сомнения развеяла. Потому что в ответ на просьбу он рассказал о двенадцати, а то и четырнадцати(!) обработках своих угодий за сезон ядохимикатами. И, заметив недоумение в моём взгляде, пояснил:

– А иначе никак нельзя. У нас очень большая сырость… Чуть ли не каждый день туманы подолгу с утра и к вечеру тоже. Не будешь опрыскивать – урожай не получишь, сгниёт половина…

– Стоп, стоп, Диего! – возбуждённо воскликнул я, осенённый догадкой. – Но ведь при такой сиротской погоде, поди, не каждый год и нужный уровень сахара в ягоде накапливается?

– Не каждый… – угрюмо согласился виноградарь. – Для хорошего вина надо хотя бы 18 процентов, ещё лучше – 20, но случается и по 16…

– Сколько же сахара – песка или рафинада – добавляете в винное сусло? На килограмм?

– В Италии добавка сахара запрещена законом, за это запросто можно попасть в тюрьму.

– Но при нехватке в вине природного сахара вино будет нестойким, быстро скиснет, превратится в уксус.

– Да, это так, – согласился Диего, – но в этом случае повышаем дозу консервантов.

– То есть препарат, содержащий серу, – пиросульфит калия? – я настоятельно попросил переводчицу в точности изложить мой вопрос.

В ответ Диего утвердительно покивал.

– Как же так?! – удивился невольно я. – За сахар – тюрьма, а за яд – ничего… Ты сам-то пьёшь такое «целебное» вино?

– Как все, так и я…

В тот же сезон побывал и в более южной части Италии, на знаменитой винодельне Бароло. Тут солнца вроде бы больше, да и дело поставлено куда шире. Виноделию несколько веков, в чём убеждают экспонаты в музее вина. Походили, посмотрели, пофотографировали. Завораживающие окрестности с густыми линейками виноградных рядов на затейливых живописных склонах, десятитонные дубовые бочки со зреющей продукцией в просторном подземелье… Уйма туристов, никто не уезжает без тяжёлой сумки с нарядными бутылками. Дегустационный зал уютен, сияет белоснежными скатертями, до прозрачности протёртыми фужерами. Нюхаем наливаемое официанткой, разглядываем на свет в поисках благородной «слезы», отпиваем… Вино, конечно, чудное. Но что-то останавливало меня от безоговорочного восхищения им. Не сразу и дошло, что именно смущало. Но, кинув в очередной раз взгляд в окно, за которым простирались шпалеры с виноградными кустами имения, понял причину свой озадаченности: одна из просторных делянок виноградного склона выделялась среди других ярко-изумрудной зеленью. Стало ясно, что её накануне щедро обработали высококонцентрированным раствором медного купороса.

Уборка была в разгаре, о чём свидетельствовали тракторы с телегами, наполненными чёрными гроздями. Судя по всему, зелёный приметный участок обработали недавно, может быть, с неделю назад, сразу после сбора ягод. И сделали это, конечно же, вынужденно, чтобы поскорее погасить вспышку грибкового «пожара». Значит, и тут проблемы с излишней влажностью и здоровьем лозы.

Во время дегустации к нашему столу подошла совладелица имения – то ли маркиза, то ли баронесса. Поинтересовалась впечатлениями. Мы поблагодарили за радушный приём, внимание, подробную экскурсию. Но, когда я спросил хозяйку о причинах явно внеурочной атаки кустов ядохимикатом, восторженность её заметно поубавилась.

Без пояснения, хотя бы короткого, не обойтись. Да, в течение веков во всём мире вино делали с использованием серы как самого надёжного консерванта. Установлены, конечно, и предельно допустимые пределы её концентрации. Но нам-то от этого не легче! Все мы давно уже напичканы «улучшителями», «красителями», разрыхлителями и прочими добавками, «идентичными натуральным». И неспроста, конечно, сегодня  внимание всех сконцентрировано на так называемом биодинамическом вине. То есть на таком, виноград для которого выращен без малейшей дозы химических удобрений, не обрабатывался гербицидами и пестицидами. А экологически чистый виноградный сок в процессе брожения, как и после него, не «обогащался» бы и не стабилизировался никакими иными препаратами, кроме природных компонентов. К счастью, такое вино есть, и его становится всё больше.

И ещё одно отступление. Как-то с седовласым врачом разговорились о пользе и достоинствах винограда. Повод был прост: я угостил доктора гроздями из своего сада. Пробуя разные сорта и восторгаясь их сладостью и ароматом, мой знакомец поинтересовался, где удалось раздобыть такое чудо – на Кубани, в Средней Азии или же в самой Европе. Надо было видеть сильнейшее изумление врача, услышавшего, что виноград выращен… в Саратове.

– Не может быть! – воскликнул он. – Я тут жизнь прожил, но такого не пробовал. А вроде бы разбираюсь: как только начинается сезон, на рынке покупаю самые крупные и красивые грозди, чтобы внуков порадовать. Но… – тут доктор замялся. – Как ни стараюсь промыть кипятком, внуки безостановочно начинают поносить – что за причина, ума не приложу…

Пришлось рассказать земляку об одном из своих посещений самого престижного рынка в Саратове. Ходил я туда присмотреться, каким виноградом торгуют и как. Прежде всего прошёлся по «тылам» торговцев. Неторопливо рассмотрел штабели броско оформленных ящиков с «солнечной» ягодой. На всех без исключения красовались штампы Египта либо Турции… Подойдя после разведки к усатому продавцу, интересуюсь, откуда виноград, каких сортов.

– Кубан, дарагой! Вот это белий сорт, а вот это чёрний сорт. Какой тибе и сколка?

– Что ты мне про цвет талдычишь, если я про сорт спрашиваю! Какой все же?

– Ти русский язык панимаишь?! Это – белий сорт, а это – чёрний! Не нравица – иди далше!

Вот такая поучительная история… Однако, вернёмся к беседе с селекционером о тупиках южного виноградарства и давнем замысле о новых сортах.

– Где же выход?

– Нужны новые сорта, – ответил Александр Иванович. – Такие, которые, оставаясь на зиму без укрытия, не вымерзали бы и при минус сорока, а корни – до минус 20. Сорта, способные регулярно плодоносить на широте Москвы и севернее, не нуждающиеся в обработке ядохимикатами, не требующие ежегодной обрезки, универсальные, то есть годные для потребления в свежем виде, приготовления вина и соков.

–  О таком чуде можно только мечтать!

– Я и мечтал. И более полувека над реализацией этой мечты работал. В результате моя мечта стала реальностью.

Юрий БУРОВ